Ненависть как форма существования
future future
Если бы чувства людей имели удельный вес, как нечто материальное, то сегодня количество ненависти на душу населения в разных странах, намного бы перевешивало такие чувства, как любовь, доброта и милосердие. На каждом человеке висят тонны ненависти, которая в последние годы стала просто формой существования.
Россияне ненавидят украинцев, арабы – евреев, армяне – азербайджанцев, список можно продолжать - и все это взаимно…
Конфликты имеют не политическую, а национально-религиозную, расовую суть. Я бы даже сказала – цивилизационную, поскольку всем этим дирижирует более глобальная сила.
Почему вдруг ненависть россиян к украинцам достигла таких масштабов, что они пытаются уничтожить целый народ? Разве так было всегда?
На подхвате всегда много историков, которые с готовностью подтвердят – да, ненависть была всегда!
Но я привыкла верить другим источникам, например, молитвам на древнеславянском языке, которые являются общими для территории нынешней Украины и нашего северного соседа. Эти молитвы никто не отменял, их и сегодня читают миллионы людей – молитвы князю Владимиру, княгине Ольге, Андрею Боголюбскому, страстотерпцам Борису и Глебу, Александру Невскому, Димитрию Донскому, Игорю Черниговскому, Агапиту Печерскому и другим святым.
В этих молитвах нет упоминания вражды между нашими народами, в них мы предстаем близкими православными сородичами, очень советую их читать, дабы понять смысл происходящего.
Откуда же взялась эта всепоглощающая ненависть друг к другу? Всегда ли россияне так ненавидели украинцев?
Могу опираться только на собственный опыт. Мой путь в литературу, поэзию, начался еще в детстве, в школьные годы. Именно в это время из Москвы в наш маленький провинциальный городок приехал очень известный в те годы Георгий Дмитриевич Гу́лиа — русский писатель абхазского происхождения, Заслуженный деятель искусств Грузинской и Абхазской АССР, член редколлегии знаменитой «Литературной газеты».
Визит известного писателя был вызван прочтением стихов пятнадцатилетней школьницы, стихи которой попали в редакцию газеты по почте. Так сбылась мечта моей мамы, которая без моего ведома послала стихи в несколько центральных изданий, чтобы ее единственный болезненный и талантливый (как она считала) ребенок начал свой путь в литературе.
Видимо, стихи произвели настолько сильное впечатление, что сам Георгий Гулиа прибыл в Украину, однако, встретиться с ним мне не удалось - в редакции крошечной районной газеты, где собиралась наша литстудия, не удосужились дать мой адрес или пригласить меня на встречу…
А подборка стихов была опубликована в «Литературке», что стало настоящей сенсацией и определило мой поэтический путь.
Вслед за «толстым» литературным изданием пошли не менее знаковые публикации в «Комсомольской Правде», журналах «Смена», «Юность», «Студенческий Меридиан» и многих других.
Могло бы это случиться, если бы в российской столице, где издавалась вся центральная пресса, так ненавидели жителей Украины? В то время наша страна называлась Украинская ССР в составе бывшего СССР. Но это не меняет сути – я родилась в Украине, мой отец был украинцем с вкусной казачьей украинской фамилией, и вся эта предполагаемая ненависть неизбежно должна была распространяться и на меня…
Когда я поступала в Литературный институт им. М.Горького в Москве, известный русский писатель Сергей Смирнов, который набирал студентов в семинар, поставил мне 5 с плюсом за творческую работу и очень поддерживал в первые годы учебы, пока он преподавал в Литинституте.
Известный российский поэт-фронтовик Евгений Винокуров, прочитав мои стихи, приглашал меня перейти в его семинар с заочного отделения на стационар, у него не было ненависти к украинцам, поскольку он прошел с ними бок о бок всю войну.
Близкий друг Винокурова Владимир Стеженский, тоже писатель-фронтовик, который много лет возглавлял Иностранную комиссию СП СССР, был фронтовым товарищем украинской женщины, подруги моей мамы. С семьей Стеженского моя жизнь переплелась очень надолго – будучи уже студенткой знаменитого Лита, я стала самой близкой подругой его дочери, подолгу жила в их гостеприимном доме, приглашала к себе в Украину. И никого не смущало, что девчушка из провинциального украинского городка стала своего рода домочадцем этой столичной семьи. Ненависти не было!
Известный российский поэт Андрей Дементьев, у которого я защищала диплом в Литинституте, узнав о катастрофе в Чернобыле, мгновенно потребовал передать ему подборку моих стихотворений для публикации в журнале «Юность» - в знак солидарности с украинцами. Она увидела свет вне всякой очереди в редакционном портфеле.
Первое Всесоюзное совещание молодых писателей СССР 1984 года, в котором я приняла участие, стало для меня памятным – по его итогам я (единственная из участников совещания) была приглашена на юбилейные торжества в Пушкиногорье. Ту, юбилейную делегациюв 1984 году, возглавлял Лауреат Ленинской премии, Секретарь Союза Писателей СССР Егор Исаев, который впоследствии поддерживал меня, украинскую молодую поэтессу и в годы учебы, и во время работы следующего Всесоюзного Совещания молодых писателей СССР в 1989 году, по итогам которого я получила рекомендацию в Союз Писателей СССР.
Но возвращаясь в 1984 год, вспоминаю себя – совсем юную девчушку – на сцене знаменитого Политехнического Музея, где выступал Владимир Маяковский, и на сцене Кремлевского зала Дома Советов, где проходили Пушкинские торжества. Все эти фото сохранились по сию пору…
Как могла всепоглощающая ненависть к Украине и всему украинскому допустить такое? Очевидно, этой ненависти в те годы вовсе и не было…
Я училась в Москве много лет, все это было до распада СССР. И не помню ни одного случая, когда бы ущемили мое достоинство, как жительницы Украины.
Был один случай в ЦДЛ – Центральном Доме Литераторов, когда один из его посетителей (подозреваю, какой-то окололитературный персонаж) сказал что-то насмешливое по поводу моей украинской фамилии. В это время мимо проходил Андрей Вознесенский, услышавший это высказывание. Видели бы вы, как он возмутился и поставил насмешника на место. А мне сказал: «Если это повториться, обязательно скажите мне!»
Но это был единственный случай. Будучи, как и все студенты Литинститута, частой гостьей в этом обиталище «звездных» писателей, я часто виделась и с Евгением Евтушенко приходившим туда в своей знаменитой вышитой рубахе. Он запросто мог подойти и дружески обнять молодых поэтов, в числе которых была и я…
Кстати, студентами того же Литинститута в разные годы были украинские писатели Лиина Костенко, Андрей Курков, Юрий Андрухович, Ирина Евса, Анатолий Крым и многие другие украинские писатели, которые писали на украинском и русском языках.
Долгие годы заочным отделением Литинститута руководил Павел Васильевич Таран-Зайченко, пожилой профессор, чьи корни тоже были из Украины. И, естественно, вопрос межнациональной неприязни в мою бытность там никогда не возникал.
Более того, когда в Литинституте отмечалось его 80-летие, меня попросили пригласить знакомых украинских выпускников. Собралась небольшая делегация из разных областей Украины, которую очень тепло принимали в нашем вузе. Сейчас в это трудно поверить, но на сцене в ЦДЛ сидели ректоры нескольких поколений – Борис Николаевич Тарасов, Сергей Николаевич Есин, Валентин Васильевич Сорокин, Владимир Иванович Гусев, и среди почетных гостей – выпускников: представитель Болгарии, Вьетнама, Великобритании и Украины (ваша покорная слуга). Выпускница из Украины была на сцене с ректорами нескольких поколений! Эти фото я тоже бережно храню в своих архивах…
Вспоминаются мои первые поездки в дома творчества в качестве члена Союза Писателей СССР.
Очень душевное общение с Беллой Ахмадулиной и Борисом Мессерером во втором российском Переделкино – Малеевке. Мои мама и малюсенькая дочь очень трогательно общались с обитателями этого творческого городка, в котором отдыхали Лидия Федосеева-Шукшина и Зиновий Герд, который, как оказалось, очень любил поэзию и читал мои стихи…
Все знали, что мы приехали из Украины и никто не проявлял к нам враждебность.
Не могу не вспомнить тех, кто очень помогал моему становлению, как поэта, в различных изданиях – Юности, Студенческом меридиане, Смене, Комсомолке – это корреспонденты, литературные консультанты, редакторы – Валентин Никитин, Аркадий Пальм, Анатолий Парпара, Станилав Золотцев и многие другие…
Все эти люди помогали молодой поэтессе из Украины поверить в себя и обрести собственный почерк.
Означало ли это, что доброе отношение ко мне было связано только с русским языком, на котором я писала? Конечно же нет. В Литинституте учились многие студенты, пишущие на украинском, грузинском, армянском и других языках. И ко всем относились одинаково хорошо.
Были сложности с публикацией произведений в центральных изданиях, потому что все журналы издавались в Москве и были русскоязычными.
Конечно, это было обидно для пишущих на других языках. К сожалению, была не продумана система публикаций в переводах. Переводили, но только известных и маститых. Молодежь такой возможности не имела.
Вместе с тем, для меня было проблемой опубликоваться в киевских толстых журналах, выходящих на украинском языке, тут имели преимущества пишущие на украинском. Выручал журнал «Радуга», молодежные газеты, такие, как «Комсомольское знамя» (легендарная КоЗа), «Молодая Гвардия» и другие. Позже меня начали переводить на украинский язык, что меня очень радовало.
Я никогда не воспринимала себя русским поэтом – родилась и выросла в Украине, говорю и пишу на украинском, владея им от рождения. Мои предки по материнской линии были выходцами из Греции, поселившимися в Мариуполе, где большинство населения говорило в те годы на русском языке. Поэтому у нас в доме звучала русская речь и стихи мои тоже написаны на этом, ныне ненавидимом, языке.
В моем роду намешано много крови и я радуюсь, что владею несколькими языками, что дает возможность расширять свое языковое общение. Знаю некоторых людей, которые, прожив всю жизнь в Украине, принципиально не говорят на языке коренного населения, проявляя неуважение к украинской земле и нашему народу. Так не должно быть.
Я – дитя нескольких культур, нескольких народов и никогда не воспринимала себя только русскоязычным или украинским писателем. Недаром моя поэзия была интересна возглавлявшему Фонд Культуры Украины Борису Олийныку, который не раз встречался со мной, в том числе и приезжая в наш город.
В украинском «Переделкино» - ныне разбомбленном Ирпене - я общалась с Павлом Загребельным, Михайлиной Коцюбинской, Иваном Драчом, Светланой Йовенко, Леонидом Череватенко и многими другими украинскими писателями. Здесь же постоянно участвовала в украинских совещаниях молодых авторов, а позже стала собственным корреспондентом «Комсомольского Знамени», «Правды Украины» и «Зеркала Недели», награждалась званиями «Лучший журналист года» и «Честь профессии».
Меня не притесняли и не оскорбляли за произведения на русском языке, мне даже трудно поверить, что такое могло быть в украинской литературной среде, в которой я формировалась, как личность. Так же, как трудно поверить, что Сергей Михалков или Юрий Бондарев, которые поддерживали меня в Союзе Писателей СССР, могли бы сегодня одобрить массовое истребление украинцев.
После окончания вуза, я еще какое-то время приезжала в «Дом Ростовых», как именовалось здание Союза Писателей СССР, которое при бытности господина Мединского в качестве Министра Культуры РФ было потеряно для писателей, а творческие союзы пришли в упадок…
До нас в Украину доносились печальные голоса наших коллег с московской земли о том, как нищают писательские организации, как тяжело стало жить литераторам и всем творческим людям. Здания захватывались непонятными структурами, сдавались в аренду, вся насыщенная творческая жизнь перешла на уровень квартирников и тусовок в кофейнях. Фестивали в большинстве своем стали частными и проводились силами энтузиастов. Впрочем, эта тенденция была видна, хоть и не так явно, и в других странах бывшего СССР.
После 2014 года некоторые русскоязычные писатели из Украины отправились в Москву, чтобы прояснить перспективы переезда. Всем было ясно, что война уже идет и писать на русском стало бесперспективным. Возвращались в Киев обескураженные – в российских творческих союзах им популярно объяснили, что никто никому не нужен. Помощи в обретении нового жилья и работы не оказывали даже жителям Донбасса. Все на общих основаниях, то есть ничего.
Кое – кто все-таки уехал, но основная масса осталась в Украине, потому что здесь были корни, родные, дом, все любили эту землю.
Часто задаю себе вопрос: почему жителям Донбасса не дали возможности переселиться на огромную территорию РФ, чтобы спасти их жизни? Масса пустующих деревень, поселков, а рабочие руки всегда нужны. Вместо этого все отдано на откуп мигрантам из Азии, которые нужны в России больше чем свои, русские. Сегодня Донбасс в руинах, городов больше нет, и никто их уже не отстроит. Население массово перебралось в другие области Украины или уехало в европейские страны, а вовсе не в Россию.
После путча 1991 года, в который я случайно попала с иностранной делегацией (но это совсем другая история) никогда не мыслила себе жизнь в Москве. Всем было ясно, какая беда пришла на нашу землю, какой грабеж и развал ждет всех жителей бывшего СССР (одно разоружение и конфискация ядерного оружия Украины чего стоит!). Сегодня мы безоружны и зависимы от тех, кто обещал нам гарантии безопасности.
Украинцы интуитивно почувствовали ужас, исходящий из российской столицы, где расстреляли собственный Парламент, и массово проголосовали на референдуме за независимость и отделение от северного соседа.
Горе было не в том, что одни говорили на русском, а другие на украинском. Горе было в том, что произошли непоправимые перемены….
Пришли другие люди, которые сотворили из Украины врага, а ненависть стала формой существования.
|
